Значит, сталкер в избушке, сказал себе Змеёныш. Он приподнял лист жести, вытащил брикет пайка, разорвал упаковку и впился зубами в кусок вяленого мяса. Не успев дожевать его, сломал шоколадку, сунул в рот несколько коричневых квадратиков.
Долго здесь оставаться нельзя. Со времени побега прошло около суток, много чего могло случиться. Мазай ищет его… Змеёныш нахмурился. Понятно, что в дупле сталкер не мог отыскать беглеца и осматривал схроны — так почему не оставил знака, что был здесь? Змеёныш облизал губы, рукавом вытер подбородок. Сунув за пазуху остаток пайка, положил железный лист на место, присыпал землёй — и вылез наружу.
Когда Змеёныш скорым шагом добрался до ельника, уже смеркалось, он не сразу заметил поломанные ветки и лежащее в стороне тело. Сначала он ощутил раздражение слепой собаки, которую спугнул своим появлением, — розовая призрачная волна накатила сбоку. Змеёныш кинул туда взгляд, и собака припала к земле за мёртвым телом, недовольно ворча. Змеёныш осторожно шагнул к ней, излучая бледно-жёлтую волну спокойствия и дружелюбия. Он не знал, как делает это, просто ощущал внутри разную энергию, и цвет её означал эмоцию. Глубокий сон был синим, ярость — алой, болотно-зелёным выглядели подозрение, недоверие…
Верхняя губа мутанта задралась, обнажив острые клыки, но нападать псевдособака не стала, отползла на брюхе под куст малины, на которой ещё болтались иссохшие ягодки, и оттуда следила за человеком, излучая зелёно-жёлтую, мутную покорность, куда вплетались струйки чёрного страха и всё того же розового, как кровавая пена, недовольства.
Это был Маргоша. Змеёныш сразу узнал его, хотя никто другой не сумел бы: от сталкера остался разорванный остов — как будто дети распотрошили тряпичную куклу и бросили, раскидав вату, нитки и пуговицы. Однако сохранилась часть лица, а главное, исходящий от трупа дух как нельзя более соответствовал характеру Маргоши: гнилостный, мертвячий.
Змеёныш побежал к схрону, вломился в ельник, раздирая ветки, и утихшая было боль в обожжённой руке вспыхнула с новой силой.
Дверь открыта нараспашку, на полу в пыли протянулись цепочки следов, они накладывались друг на друга, петляли, но Змеёныш с одного взгляда понял, что тут было. Вот Мазай — он вошёл, сидел на лавке возле дверей, вон рядом ещё замасленная газета, тут он перекусил — и сразу покинул схрон. Вот чужие следы, один человек — конечно же, из людей Слона, — осматривал избушку, заглядывал в печку — наверняка искал нычку, чтобы забрать оружие. А поверху отпечатки лап — сюда наведались псевдопсы, которым, видно, не досталось места у трупа Маргоши, надеялись поживиться падалью, да ничего не обнаружили и убрались, над полом ещё висит слабый голубоватый дымок их разочарования.
Оружие и припасы не тронули — тот, кто тут был, не сумел найти нычку. Но и Мазай, выходит, не взял ничего. Куда же он делся? Эти следы… кто-то чужой безнаказанно шастал по их домику. Неужели Мазая поймали люди Слона?!
Выскочив из схрона, Змеёныш побежал к Лесному Дому.
До холма он добрался, когда была ночь, но Змеёныш всё равно прождал в лесу почти два часа, чтобы уж точно все заснули. Оставались часовые на крыше водонапорной башни, однако Змеёныш знал, как проникнуть незамеченным.
Он прокрался через двор, держась в тени водокачки, сквозь решётчатое окно заглянул в кирпичный барак — Мазая там не было, постель пуста. Где они его держат, в подвале или в недостроенном гараже?
Ноги сами принесли Змеёныша на кухню. Варвара спала в комнатке за ней, он пробрался туда, и кухарка подскочила, когда её потрясли за плечо.
— А-а, грабят-убивают!!! — завопила она. И чуть не окочурилась, когда тонкая рука зажала ей рот.
— Тише, тётя Варя, — прошептал знакомый голос в темноте. Змеёныш убрал ладонь, и кухарка замолчала. Приглядевшись, всплеснула руками.
— Ты! Боже ж ты мой, кровосос тебя укуси, откуда ты?! Зачем тут? Слон знаешь какой злой на тебя! — И Варвара, схватив со стула халат, торопливо натянула его. — Ты, конечно же, голодный, — добавила она, всовывая босые ноги в тапки и поднимаясь.
Варвара, добрая и глупая, иначе не могла выразить свои чувства к человеку, кроме как накормив его. Схватив Змеёныша за руку, она потащила его на кухню.
— У меня окорока кусок остался и плов после ужина, ещё бутербродов тебе с собой соберу, пирожки тоже есть, с мясом, как ты любишь…
Змеёныш не упирался, но когда Варвара усадила его за стол, покачал головой, отодвинул поставленную перед ним тарелку и сказал:
— Я не за этим. Где Мазай?
Услышав вопрос, суетливо хлопотавшая Варвара замерла, не донеся до стола кофейник. Рука дрогнула. Кухарка поставила кофейник, села на табуретку, закрыла лицо толстыми ладонями — и вдруг разревелась. Она хлюпала, икала и всхлипывала, так что Змеёныш не сразу понял, что она говорит.
— Убили? — повторил он, разобрав наконец слова. Варвара кивнула, вытерла мокрые глаза полой халата.
— Мазаюшка ушёл в ночь, за тобой сразу. Слон как узнал — послал за ним Заточку с Маргошей и Болтом. Вернулся один Заточка, сильно раненный, — всхлипывая, сбивчиво рассказывала она. — Жаль, что Мазай и его не убил, гниду эту! — Варвара сжала кулак и погрозила в сторону водокачки.
Змеёныш с помертвевшим лицом слушал её.
— Я видел то, что осталось от Маргоши, — выдавил он. — И Болта. Но Мазая там не было.
Кухарка протяжно всхлипнула, протянув руку, погладила его по волосам — в другое время Змеёныш отстранился бы, а сейчас просто не заметил.